|
Привет, это редактор Kit Лиза Антонова.
Спустя всего неделю после вторжения России в Украину прокурор Международного уголовного суда Карим Хан начал расследование военных преступлений, которые совершаются в ходе нынешнего конфликта. Но не только он. Свои расследования решили запустить сразу нескольких западных стран — в том числе Германия, Латвия, Швеция и Эстония. А Украина, Литва и Польша подписали соглашение о создании совместной следственной группы.
В то же время американский президент Джо Байден уже несколько раз называл Владимира Путина военным преступником. Первый раз — не очень уверенно, зато второй раз — уже решительнее.
Там, где совершено преступление, по идее должно быть наказание — и военных преступлений это тоже касается. Однако сложно представить, что российские власти или военнослужащие предстают перед судом (который, ко всему прочему, еще и выносит обвинительный приговор).
При этом в мире существуют механизмы для расследования таких дел — и конечно, для ведения судов по ним. В этом тексте я расскажу вам, что это за механизмы. А также попробую разобраться, как они будут (и будут ли) применяться по итогам нынешнего конфликта.
■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎
НАВИГАЦИЯ →
Текст состоит из пяти частей.
Первая коротко описывает, что такое международное гуманитарное право. Во второй мы подробно объясняем, что в себя включает понятие «военные преступления»; а еще — чем они отличаются от международных. Третья дает ответ на вопрос, действительно ли в Украине совершаются военные преступления (и это очень короткий и предельно конкретный ответ). В четвертой приводятся ключевые принципы, по которым военных преступников привлекают к ответственности. А в пятой перечислены основные сценарии того, как (с юридической точки зрения) могут судить за военные преступления в этой войне и какие здесь есть «но».
В конце материала вы узнаете, почему уже сейчас — то есть до завершения всех расследований — очевидно, что действующая система международного правосудия должна быть пересмотрена. Там же, в конце, вы найдете небольшой словарь с более подробным объяснением некоторых терминов; в тексте они помечены звездочкой (а примечания, связанные со статусами «иностранных агентов» и запрещенных организаций — двумя).
Чтобы избежать ошибок и неточностей, мы обратились за помощью к трем юристам. Это Глеб Богуш — кандидат юридических наук и специалист по международному уголовному праву; Кирилл Коротеев — глава международной практики правозащитной группы «Агора»; Наталия Секретарева — юристка и бывшая сотрудница правозащитного центра «Мемориал»**.
Как люди договорились воевать по правилам
Войны существуют столько, сколько в мире существуют государства. И столько же существуют правила войны.
Такие правила появились еще в античные времена. Конечно, они менялись, как менялись и сами войны: появлялись все новые виды оружия и техники ведения боя. Но во все эпохи вопросы этики были неотъемлемой частью любого вооруженного конфликта.
У современных войн правила тоже есть — они описаны в международном гуманитарном праве. В своем нынешнем виде это право появилось во второй половине XIX века, а окончательно оформилось уже после Второй мировой войны.
Речь о Женевских конвенциях*, подписанных в августе 1949-го — всего их четыре. Эти документы ратифицировали 196 стран, в том числе Россия и Украина. Но де-факто конвенции получили статус международных обычаев и сейчас распространяются абсолютно на все государства планеты — не важно, ратифицировала их страна или нет.
История современного международного гуманитарного права связана с именем швейцарского предпринимателя Анри Дюнана. В июне 1859 года во время австро-франко-итальянской войны Дюнан стал свидетелем битвы в итальянском местечке Сольферино. В качестве добровольца он провел несколько дней среди раненых — и был шокирован условиями, в которых они оказались. Свои впечатления швейцарец подробно изложил в «Воспоминаниях о битве при Сольферино» (эта книга стала очень популярной в Европе). В ней Дюнан в том числе подробно описал муки раненых от гранат и цилиндрических пуль.
Там же он предложил создать национальные общества помощи раненым и специальную конвенцию, которая наделила бы нейтральным статусом тех, кто оказывает медицинскую помощь во время войны. Так в 1863 году возник Международный Комитет Красного Креста. А в 1864-м 16 стран приняли первую Женевскую конвенцию, защищающую раненых и больных солдат. Впоследствии эта конвенция стала прообразом для создания четырех Женевских конвенций*, а Дюнан — первым лауреатом Нобелевской премии мира.
Таким образом, международное гуманитарное право (его еще называют правом вооруженных конфликтов) — это нормы и принципы, которые защищают жертв войны, а также ограничивают количество разрешенных боевых методов и средств.
Применимо ли международное право к нынешней войне? Ведь сама Россия ее упорно войной не называет. В контексте международного гуманитарного права совершенно не важно, какие слова используют стороны конфликта. Да и вообще слово «война» размыто и многозначно, у него нет четкого юридического определения. Поэтому вместо него юристы, как правило, употребляют более нейтральный термин «вооруженный конфликт». Если речь, конечно, не идет о крупномасштабных военных действиях между несколькими государствами сразу — тогда это однозначно «война» и другие слова здесь менее неуместны.
Вооруженные конфликты могут быть внутренними и международными. Нынешний конфликт в Украине — международный. И на него в полной мере распространяются нормы об ответственности за военные преступления.
Как понять, где военное преступление, а где нет (ведь война — это полный хаос)
Военные преступления совершаются исключительно в период вооруженного конфликта и непосредственно связаны с ним. Объектами военного преступления могут быть не только люди — комбатанты* противника и мирные жители. Культурные или религиозные здания — тоже.
Если коротко, военное преступление — это любое нарушение фундаментальных принципов международного гуманитарного права (да, все так просто). Вот эти принципы:
→ К военным и гражданским во время конфликта нужно относиться по-разному.
Если во время войны удар нанесен по вооруженному противнику, это не военное преступление. А вот если намеренно ударили по жилому дому с безоружными мирными жителями — оно.
→ Тех, кто не принимает участия в войне (или не может прямо сейчас), следует защищать.
Имеются в виду не только мирные жители, но также раненые комбатанты* и военнопленные. Международное право обязывает все стороны конфликта обращаться с ними гуманно, в том числе не применять насилие по отношению к ним.
→ Военные цели нужно все время соизмерять с потенциальным ущербом от боевых действий.
Этот принцип нарушает, например, атака на военный склад, если она привела к массовым жертвам среди мирного населения и разрушению жилых домов.
→ Гуманность превыше всего.
Принцип, так или иначе объединяющий все предыдущие. Умышленные атаки на гражданское население, захват заложников, использование запрещенных видов оружия (например, химического и биологического), жестокое обращение с военнопленными — все это негуманно, а значит, вне правил. Таким образом, расхожая фраза «обращение по законам военного времени», которой часто оправдывают зверства на войне, противоречит международным нормам. Принцип «пленных не брать» (что фактически означает «убивать всех») — тоже.
Международное гуманитарное право одинаково распространяется на все стороны вооруженного конфликта. Не имеет значения, какое государство (или группа государств) нападает, а какое обороняется. Все они могут быть привлечены к ответственности в равной степени. Едва ли в истории вообще найдется конфликт, в котором военные преступления совершала только одна сторона.
И еще один важный нюанс. Военные преступления часто путают с международными, но это разные вещи. Международные преступления* — более широкое понятие. Оно включает в себя как преступления, которые совершаются исключительно в военное время, так и те, которые также относятся ко времени мирному. В число последних, например, входят преступления против человечности* и геноцид* (они происходят не только в войну). При этом крупномасштабные вооруженные конфликты почти всегда сопровождаются и военными преступлениями, и международными — как это было, скажем, в бывшей Югославии; отсюда и путаница.
Действительно ли в Украине совершаются военные преступления или доказательств все-таки пока нет
Собранных за два с половиной месяца нынешней войны данных достаточно для того, чтобы дать на этот вопрос однозначный ответ. Да, в Украине действительно совершаются военные преступления.
В первую очередь их совершают российские военные. В этом уверены не только представители отдельных государств (США и Германии). Так считают крупные международные организации — например, «Большая семерка» и экспертная группа ОБСЕ, которая проанализировала ситуацию еще в марте, до обнаружения массовых жертв в Буче и других местах Киевской области. Кроме того, к такому выводу пришел в предварительной оценке прокурор Международного уголовного суда*.
Какие конкретно это преступления? Благодаря публикациям в независимых СМИ стало известно об избиениях, убийствах и изнасилованиях мирных жителей. Количество жертв среди мирного населения и масштаб разрушений объектов гражданской инфраструктуры говорит о массовом характере атак на украинские города. Что же касается жестокого обращения с военнопленными, то в этом, судя по всему, замешаны не только российские, но и украинские военные. Впрочем, все это пока первые свидетельства. Об истинных масштабах военных преступлений мы, вероятно, еще долго не узнаем — по нескольким причинам.
Во-первых, расследовать преступления такого рода — сложная задача. В обычной жизни, когда происходит кража или убийство, правоохранители имеют возможность сразу выехать на место происшествия, изучить его, собрать улики и опросить свидетелей по горячим следам. С военным преступлением другое дело: следствие может долгое время не иметь доступа к месту его совершения. Или так никогда на это место и не попасть (например, потому, что государство, на территории которого все случилось, отказывается сотрудничать).
Во-вторых, тем, кто расследует военные преступления, приходится проверять информацию особенно тщательно. Ведь ложные сообщения о зверствах противника и дезинформация неизбежны, они — часть военной пропаганды с обеих сторон, констатирует специалист по международному уголовному праву Глеб Богуш. И даже прямые свидетельские показания приходится воспринимать критично, признает он: в состоянии шока люди могут путаться, искажать факты или рассказывать о том, чего не было.
Тем не менее все, что уже известно о ситуации в Украине, однозначно указывает на множество нарушений гуманитарного права и факты военных преступлений. Теперь необходимо собрать все возможные доказательства и зафиксировать их.
Кто может быть признан военным преступником
За военные преступления предусмотрена индивидуальная уголовная ответственность. К ней могут быть привлечены все причастные — от рядового до верховного главнокомандующего (в случае России это президент страны).
Даже если обычный солдат просто выполнял приказ и этот приказ был преступным (например, пытать пленных или убивать гражданское население), ему все равно грозит наказание. Ответственность за исполнение преступного приказа — один из принципов, выработанных по результатам Нюрнбергского процесса.
В свою очередь командиры несут ответственность не только за свои преступные приказы. Еще они могут быть наказаны за те преступления, которые их подчиненные совершили по своей воле, — если было доказано, что командир знал или должен был знать об этих преступлениях и не принял меры, чтобы предотвратить их или наказать виновных.
Важно: у военных преступлений нет срока давности. Кроме того, здесь действует принцип универсальной юрисдикции — преследование не зависит от места совершения преступления и гражданства обвиняемого. То есть военного преступника могут привлечь к ответственности в любое время и в любом месте — пока он жив.
И еще — к ответственности могут быть привлечены не только военные. Представители высшей власти страны — тоже. Причем включая тех, кто входит в «политическую триаду»; так называют трех главных людей страны (глава государства, глава правительства и глава МИДа). Все трое имеют персональный иммунитет, который защищает их от преследований в другом государстве. Но здесь есть нюансы. Первый — эта защита действует только до окончания срока полномочий. Второй — на ответственность за военные преступления она не распространяется.
По обвинению в военных преступлениях перед судом представали многие главы государств — после того как добровольно или принудительно покидали свои должности. Так, бывший президент Сербии и Югославии Слободан Милошевич обвинялся в Международном трибунале по бывшей Югославии в многочисленных военных преступлениях, совершенных в Хорватии, Боснии и Косове. Бывший президент Либерии Чарльз Тэйлор был осужден за содействие преступлениям против гражданского населения в Сьерра-Леоне. А специальный суд в Сенегале осудил бывшего диктатора Чада Хиссена Хабре. История знает много примеров военных преступлений, оставшихся безнаказанными. Яркий пример — две чеченские войны, 1994–1996 и 1999–2000 годов. По их итогам к ответственности за военные преступления не был привлечен ни один человек — несмотря на многочисленные факты, установленные в том числе Европейским судом по правам человека.
Как судят за военные преступления и какие варианты возможны по итогам нынешнего конфликта
Согласно международным правилам, суды за военные преступления могут быть как национальными, так и международными. В первом случае судебный процесс организует конкретная страна — например, Украина или Россия. Второй предполагает международный судебный процесс при участии нескольких государств.
Здесь есть несколько возможных сценариев. Рассмотрим ключевые.
Сценарий первый: Международный уголовный суд
Сейчас есть только один международный суд, который может рассмотреть случаи военных преступлений в Украине и вынести по ним решение. Это Международный уголовный суд (МУС) в Гааге*. Он создан в 1998 году на основании Римского статута* и начал действовать в 2002-м.
МУС* уполномочен расследовать международные и военные преступления в нескольких случаях:
- Если они были совершены на территории тех государств, которые ратифицировали Римский статут* (вне зависимости от того, гражданами каких стран являются потенциальные обвиняемые);
- Если их совершили граждане государства, которое ратифицировало Римский статут*;
- Если их совершили в отношении граждан государства, которое ратифицировало Римский статут*, — вне зависимости от того, где были совершены преступления.
Примечательно, что ни Россия, ни Украина Римский статут* не ратифицировала.
Но Международный уголовный суд* все равно имеет право преследовать отдельных людей за военные преступления, геноцид* и преступления против человечности* на территории Украины. Соответствующей юрисдикцией его наделила принятая Украиной в 2014 году декларация. В ней, в частности, сказано, что любой человек, совершивший военное преступление на ее территории, вне независимости от своего гражданства (людей без гражданства это тоже касается) потенциально может предстать перед судом. То есть граждане России — тоже.
Прокурор МУС* Карим Хан официально начал расследование военных преступлений в Украине 2 марта 2022 года — после того как к нему с такой просьбой обратилось около 40 государств. По итогам этого расследования и судебного процесса МУС* может вынести приговор — например, признать кого-то виновными и определить для них наказание, а также присудить компенсацию пострадавшим.
Но:
→ Суд не может проходить заочно.
Римский статут* гласит, что на судебном процессе обязательно должен присутствовать обвиняемый. Поэтому Международный уголовный суд* не имеет права выносить заочные приговоры.
Вообще, работа МУС* по делу о военных преступлениях делится на два этапа. Расследование, которое проходит сейчас, — первый. Когда достаточное количество доказательств собрано, должен начаться следующий этап — собственно процесс. Чтобы запустить его, нужен ордер на арест фигуранта (или фигурантов). Причем ордер может быть секретным — то есть теоретически его уже могли выдать.
Юридических препятствий для того, чтобы МУС* выдал ордер на арест, скажем, Владимира Путина, нет. Но дальше кто-то должен этот ордер исполнить — у МУС* нет собственной полиции, поэтому дело за правоохранительными органами государств.
В международной судебной практике есть прецедент, наглядно демонстрирующий, как это работает и в чем здесь загвоздка. Юристка Наталья Секретарева рассказывает, что ордер на арест президента Судана Омара Аль-Башира (он обвинялся в ряде международных преступлений*) выдали заочно — и после этого Аль-Башир долгие годы скрывался от правосудия. «Государства, которые не ратифицировали Римский статут*, вообще не обязаны кооперироваться с МУС*. Но даже если государство статут ратифицировало, на примере Аль-Башира мы видим, что МУС* настолько слабо может влиять на государства-участники, что диктатор, которого обвиняют в геноциде*, 10 лет беспрепятственно путешествовал по соседним странам, представители которых лишь разводили руками в ответ на просьбы арестовать его», — объясняет она.
То есть арестовать фигуранта и доставить его для запуска судебного процесса — это настоящая проблема. Нынешняя российская власть выдавать своих граждан, разумеется, не будет, уверены юристы, опрошенные Kit. К тому же выдачу граждан страны другим государствам запрещает Конституция России.
→ МУС все делает очень медленно.
Судебное производство МУС* длится годами. Как и вся международная юстиция в целом, Международный уголовный суд* — очень неповоротливый и медлительный.
Глава международной практики правозащитной группы «Агора» Кирилл Коротеев рассказывает об этой медлительности на конкретном примере: «Грузия, в отличие от Украины, ратифицировала Римский статут* достаточно давно, что дало возможность МУС* расследовать преступления России в отношении граждан Грузии во время пятидневной войны 2008 года. И несмотря на это, только в 2016 году было формально начато расследование. И лишь в 2022-м были объявлены три ордера на арест в отношении обвиняемых».
Сценарий второй: международный трибунал
Объединившись, государства могут создавать следственные группы для расследования военных преступлений. А еще — международные трибуналы (как друг с другом, так и с помощью международных организаций).
Именно так в 1990-е возникли международные трибуналы для рассмотрения случаев нарушений прав человека в бывшей Югославии и Руанде.
Но:
→ Создать трибунал будет сложно: у России есть способы помешать этому.
Строгого регламента для организации международных трибуналов не существует, поэтому возможны разные варианты. Однако до сих пор все специальные международные судебные органы (кроме МУС*) создавались на основе резолюций Совбеза ООН. А эти резолюции Россия может блокировать, пользуясь своим правом вето. Ведь Россия — постоянный член Совбеза.
Правда, здесь есть лазейка. Теоретически государства могут основывать трибуналы, просто договорившись между собой или с международными организациями, допускает специалист по международному уголовному праву Глеб Богуш.
С ним согласна юристка Наталия Секретарева. Она вспоминает: «В разгар холодной войны Совбез ООН был заблокирован [СССР], потому что использовалось право вето, и Генассамблея ООН приняла резолюцию Uniting for peace („Единство в пользу мира“) в обход Совбеза. Но это был единственный прецедент, который был расценен как очень спорный».
Поэтому Секретарева не исключает ситуацию, при которой за создание международного трибунала проголосует Генассамблея ООН — несмотря на все протесты России. Однако прерогатива в создании трибунала все-таки именно у Совбеза. И учреждение трибунала через Генассамблею фактически противоречит международному правовому регулированию, поэтому такой вариант Секретарева считает скорее фантастическим.
→ Трибунал тоже не может быть заочным.
Даже если трибунал все же будет создан, у него может возникнуть та же проблема, что и у Международного уголовного суда*: добраться до подозреваемых будет по сути невозможно. Все трибуналы, созданные ООН, проводят только очные процессы — и до момента ареста подозреваемых суд не начинается. Впрочем, исключение из этого правила тоже есть — специальный трибунал по Ливану.
Специальный трибунал по Ливану начал работу в 2009 году для расследования убийства экс-премьера страны Рафика Харири. Изначально его собирались создать по соглашению ООН и Ливана. Однако власти страны долго откладывали ратификацию этого соглашения, и в результате резолюция Совбеза ООН о создании трибунала была заключена без ратификации, объясняет Кирилл Коротеев. Процесс шел заочно. А в декабре 2020-го суд вынес обвинительный приговор: согласно нему, ключевой фигурант дела Селим Айяш получил пять пожизненных сроков. Он по-прежнему находится на свободе, и, если его поймают, «придется запускать новый процесс и создавать трибунал заново», говорит Коротеев. При этом процесс по делу длился больше 10 лет и обошелся примерно в миллиард долларов.
Сценарий третий: Суд в Украине
Украина может и сама расследовать военные преступления нынешнего конфликта. Ведь они совершаются на ее территории и в том числе против ее граждан. Власти страны уже запустили множество расследований в отношении российских чиновников и военных — конечно, заочно.
Но:
→ Привести приговор в исполнение будет очень сложно.
Украинский суд, в отличие от МУС* и трибунала, сможет установить виновность и вынести приговор заочно. Но что дальше? Привести приговор в исполнение в отсутствие виновных невозможно — а российские власти, как и в случае с МУС*, не выдадут суду «своих». «Заочные процессы имеют свои ограничения, и это все понимают — эффект от них относительный», — отмечает Глеб Богуш.
→ Даже если виновный все-таки появится, он сможет перезапустить процесс.
Еще одна юридическая ловушка заключается в том, что международное правосудие допускает пересмотр уголовного дела, если приговор был вынесен заочно, подчеркивает юрист Кирилл Коротеев.
Поэтому даже если заочно осужденный все-таки попадет в руки украинского правосудия, у него будет право попросить начать новый суд, уже в его присутствии.
Сценарий четвертый: Суд в России
Российские суды не только могут рассматривать дела о военных преступлениях, совершенные гражданами страны, но и должны это делать. Ведь российский Уголовный кодекс предусматривает наказание за «применение запрещенных средств и методов ведения войны». То есть виновные несут ответственность и по международным нормам, и по российскому закону. А правоохранительные органы государства должны такие дела расследовать.
Но:
→ Нынешней власти эти суды не нужны.
Они не нужны ей не только за пределами страны, но и, конечно, внутри. С начала войны Россия ни разу и близко не дала понять, что готова разбираться в том, как воюет ее армия, считая «провокациями» и «фейками» любые упоминания о зверствах своих военных на украинских территориях. А президент России Владимир Путин уверен, что «ребята воюют мужественно, героически, профессионально».
Можно, конечно, представить, что в стране сменился режим и у новой власти есть политическая воля для того, чтобы взяться за такое расследование (самостоятельно или в рамках международного сотрудничества). Но пока это не более чем фантазии. Власть в стране может не смениться еще много лет. И как минимум до тех пор ожидать суда над военными преступниками внутри страны не приходится, считают все опрошенные Kit юристы.
И еще один важный момент. Даже если вы считаете скорую смену власти в стране вероятной, нужно иметь в виду, что потенциальному новому руководству достанутся от предшественников «старые» институции. В том числе судебная система, которая работает неэффективно много лет и давно законсервировалась в этом состоянии.
→ Судебной системе страны будет сложно в любом случае.
Как мы уже писали выше, по итогам двух чеченских войн дел о военных преступлениях не было вовсе. И даже в мирное время в регионе практически не расследуются, например, факты насильственных исчезновений, указывает Кирилл Коротеев. Юристам известно о тысячах подобных случаев, но приговоры были вынесены лишь по единичным делам, подчеркивает он.
То есть у судебной системы страны просто нет релевантного опыта. И даже в случае смены власти получать этот опыт придется буквально с нуля.
Не должны ли международные правила быть пересмотрены — раз все так сложно
Нынешняя война действительно обнажила неэффективность нынешней международной системы защиты безопасности и мира. Юристка Наталия Секретарева признает, что в юридическом сообществе сейчас много говорят о необходимости ее пересмотра.
Однако эта проблема на самом деле не новая. И до вторжения России в Украину было очевидно, что международное правосудие по сути не способно ничего сделать с постоянными членами Совбеза ООН (Великобританией, Францией, США, Россией и Китаем) и их ближайшими «друзьями», напоминает Кирилл Коротеев.
В качестве примера он приводит войну в Афганистане. По ее итогам Международный уголовный суд* в принципе отказался расследовать действия американских военных на территории страны — якобы необходимо сосредоточиться на действиях боевиков «Талибана»** и «Исламского государства»**. За это решение МУС* много критиковали правозащитники, в том числе организация Amnesty International.
Так же бессильно международное правосудие против властей КНР, которые совершали и совершают преступления против человечности* в отношении своих граждан, продолжает Коротеев. Факты нарушений так и не стали предметом международного расследования, и виновные не несут никакого наказания — потому что КНР без труда блокирует любые инициативы на эту тему в Совбезе ООН.
. ><{{{.______)
В начале апреля в эфире Sky News Дмитрия Пескова — пресс-секретаря президента России — спросили: беспокоится ли Владимир Путин, что его будут судить за военные преступления?
Песков ответил: «Нет, мы не видим какой-либо вероятности этого». И механизмы международного гуманитарного права действительно таковы, что как минимум при нынешней власти вероятность стремится к нулю. Это касается не только самого главы государства, но и любого рядового российского военного.
Причина кризиса, в которой оказалась международная система защиты безопасности и мира, заложена в самих структурах ООН и ее Совбеза. Система объединенных наций строилась после Второй мировой войны странами-победительницами. Поэтому с помощью механизмов этой системы повлиять на любую из пяти ядерных держав — постоянных членов Совбеза ООН — очень сложно, практически невозможно.
Впрочем, юрист Коротеев считает, что в пересмотре нуждается не только и не столько структура ООН — есть куда более глобальный вопрос. И это, по его словам, концепция мира, разделенного на национальные государства.
«До тех пор, пока у нас нет никакой другой концепции организации мира, получать обвиняемых из стран, которые не хотят их отдавать, остается очень сложной задачей», — резюмирует он.
Здесь мы объясняем некоторые термины, которые упоминаются в тексте (в порядке появления). Все эти термины в материале отмечены звездочкой
Комбатант — человек, который участвует в боевых действиях на законных основаниях (то есть в составе вооруженных сил) и поэтому во время войны обладает особым юридическим статусом. Благодаря ему комбатант имеет право сражаться, использовать оружие и совершать иные действия, необходимые для участия в конфликте. При этом комбатант обязан соблюдать правила ведения войны и может быть привлечен к ответственности за военные преступления.
Преступления против человечности — согласно Римскому cтатуту МУС, это широкомасштабные и систематические «бесчеловечные деяния» в отношении гражданского населения. К таким деяниям могут относиться убийства, порабощение, депортация или насильственное перемещение людей, пытки, изнасилования, принуждение к проституции, принудительная беременность, а также преследование любой группы по политическим, расовым, национальным, культурным, религиозным, гендерным или другим мотивам.
Геноцид — убийство или другие действия, которые совершаются для уничтожения (частичного или полного) какой-нибудь группы людей. Например, национальной, расовой, этнической или религиозной. Геноцид может совершаться как в мирное, так и в военное время. От преступлений против человечности геноцид отличается тем, что эти действия направлены на уничтожение именно конкретной группы людей по какому-то определенному признаку, а не на гражданское население в принципе.
Международный уголовный суд — постоянный международный суд, расследующий международные преступления. Толчком к его созданию послужили специальные международные трибуналы, которые создавались в 1990-е для рассмотрения дел о нарушении прав человека в бывшей Югославии и Руанде. За свою историю МУС рассмотрел несколько дел о военных преступлениях: в Демократической Республике Конго, Уганде и Мали. Суд работает по принципу комплементарности — то есть подключается тогда, когда национальные системы уголовного правосудия по каким-то причинам не хотят или не могут заниматься делом сами.
От международных трибуналов МУС отличается тем, что был создан именно как постоянный суд — для любых будущих дел о международных преступлениях. В то время как, например, трибунал по бывшей Югославии ограничен расследованием преступлений конкретного периода в странах бывшей Югославии. А трибунал по Руанде — конкретного периода в Руанде.
Римский статут Международного уголовного суда — документ (или международный договор), который регламентирует работу МУС. Ни Россия, ни Украина не ратифицировали Римский статут.
Международный суд ООН — часть системы ООН. Рассматривает не уголовные дела, а споры между государствами.
Женевские конвенции и дополнительные протоколы к ним — основа той части международного гуманитарного права, которая регулирует ведение вооруженных конфликтов. Всего было принято четыре Женевские конвенции. Каждая посвящена своей теме:
1. Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях.
2. Об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море.
3. Об обращении с военнопленными.
4. О защите гражданского населения во время войны.
** Правозащитный центр «Мемориал» объявлен в России «иностранным агентом»; после этого он был ликвидирован.
** Исламистское движение «Талибан» внесено в список организаций, признанных в России террористическими, его деятельность запрещена.
** «Исламское государство» — запрещенная в России международная террористическая организация исламистского толка.
ヾ(・ω・)メ(・ω・)ノ ДРУЗЬЯ KIT
Если вы еще не подписаны на рассылку Faridaily журналистки Фариды Рустамовой (работала в «Русской службе Би-би-си», РБК, а также в «Медузе»** и на «Дожде»**) — сделайте это. Потому что Фарида делает лучшую политическую рассылку на русском языке прямо сейчас. Никогда не слышали о Faridaily? Начните вот с этого текста о настроениях в российской элите. И расскажите о рассылке своим друзьям за границей — потому что версия на английском тоже есть.
А еще Фарида ведет свой телеграм-канал, и его действительно стоит читать вместе с рассылкой. Поддержать проект можно здесь — качественная независимая журналистика в России все еще существует только благодаря вам.
** Интернет-издание «Медуза» и телеканал «Дождь» объявлены в России «иностранными агентами».
|
|
