Здравствуйте, это Kit.

Весной 2022 года жители Калининградской области получили от местных властей СМС: «Из-за участившихся случаев провокаций и мошенничества, связанных с проведением спецоперации на Украине, в целях проверки и блокировки присылайте номера телефонов и эл. адреса злоумышленников в телеграм. Правительство Калининградской области».

По ссылке — специальный бот с «георгиевской» Z и надписью «#СвоихНеБросаем» на аватарке. С его помощью любой житель региона, который хочет бороться «с провокаторами и мошенниками», может отправить жалобу на соседа, коллегу, знакомого или родственника. Это быстро и удобно: достаточно нажать кнопку Start и набрать короткий текст. 

Аналогичные боты появились и в других российских регионах: в Белгородской, Пензенской, Саратовской и Самарской областях, в Алтайском крае и Москве. Если вы живете в Екатеринбурге, можете пожаловаться через бот телеведущего Владимира Соловьева. А для петербуржцев такого бота запустило местное отделение «Единой России», на него уже поступило больше 50 тысяч обращений. Значительная их часть, похоже, шуточные. Но работе сервиса это не мешает, настаивают единороссы.

Пожаловаться телеграм-ботам можно на «фейки», «дискредитацию» российской армии» и даже «антироссийскую деятельность» — если все это, по мнению доносчика, распространяют СМИ или конкретные люди, в том числе в социальных сетях. 

Сколько из них возбудили именно по доносам? Подсчитать невозможно, говорит глава юридического отдела «ОВД-Инфо»* Александра Баева. По крайней мере — сейчас. Со временем, когда правозащитники проанализируют больше материалов, получится дать хоть какую-то оценку. Но и она будет приблизительной, потому что «какое юридическое отражение подобные боты найдут в материалах дела — большой вопрос», объясняет Баева. Возможно, говорит юристка, дела по доносам будет в принципе невозможно выделить из общей массы в отдельную категорию.

Но доносят не только «частники». Уже несколько лет в стране работают «профессиональные доносчики», которых сами власти называют «киберволонтерами». Они помогают правоохранителям находить в интернете противоправный контент — «фейковый» или экстремистский, — для чего пользуются удобной цифровой инфраструктурой.

Кампания по «уберизации» доносов стартовала задолго до войны. В 2021-м на сайте Общественной палаты появилась специальная форма, через которую любой желающий мог сообщить о «фейках», связанных с пандемией. Руководитель рабочей группы проекта Александр Малькевич тогда отчитался, что за первую половину года «при содействии корпуса киберволонтеров» удалось выявить 13 тысяч таких «фейков». А уже в марте 2022-го Общественная палата представила свежую статистику по «фейкам» о «спецоперации в Украине». Всего на тот момент выявили больше 1,4 миллиона «фейков», которые, по словам Малькевича, помогали искать как раз «волонтеры». 

Параллельно власть старалась поощрять россиян за тесное сотрудничество с ней. Еще в 2015-м вступил в силу закон, по которому осведомители правоохранительных органов могут зачесть эту свою деятельность в трудовой стаж. В 2018-м — приказ о вознаграждении граждан за помощь полиции. А в 2020-м московская мэрия взялась за модернизацию приложения «Помощник Москвы» — чтобы жаловаться через него можно было не только на неправильную парковку, но и, скажем, на подозрительные скопления людей. Для создания мотивации у бдительных граждан в приложении предусмотрен рейтинг лучших «помощников». За каждое обращение начисляются баллы, которые можно обменять на кепку, футболку или бесплатную парковку.

В докладе «Роскомсвободы» под названием «Государственный шопинг» говорится, что всего в 2020–2021 годах на слежку и мониторинг в интернете власти потратили 5,6 миллиарда рублей. Из них конкретно на мониторинг соцсетей и СМИ — 620 миллионов. «Существуют специализированные поисковые системы, — объясняет руководитель «Роскомсвободы» Артем Козлюк. — Они призваны искать экстремизм внутри различных платформ: вбиваешь ключевые слова, регион, который хочешь исследовать, — и смотришь за чашечкой кофе, как сыпятся на тебя результаты поисковой выдачи». 

Антрополог Александра Архипова, которая исследует современные доносы и делится своими наблюдениями в телеграм-канале «(Не)занимательная антропология», говорит: «Сейчас к доносам привлечено общественное внимание, их удельный вес увеличивается — нам кажется, что их [сейчас особенно] много. Но они были всегда. И в Римской империи, и при просвещенном абсолютизме, если говорить о мировом опыте. И год назад в разгар пандемии — если мы говорим о России. Последние три века это — нормальная форма взаимодействия человека с государством».

Почему люди доносят?

В том числе из чувства самосохранения (как это ни парадоксально)

В середине марта учитель литературы одной из российских православных гимназий Степан (имя изменено по просьбе героя) опубликовал в инстаграме антивоенную фотографию. «Это было фото плаката, на котором изображен солдат с подписью "Своих не бросаем!". Я написал поверх него большими красными буквами: "Сраный позор"», — рассказывает он в разговоре с Kit.

Руководство гимназии попросило учителя удалить пост, но тот отказался. На следующий же день в учебном заведении собрался педсовет. За увольнение Степана проголосовали почти единогласно — против выступили лишь три человека. 

Вскоре после этого Степан проводил в кафе частный урок. Вошли двое мужчин — лицо одного из них скрывала балаклава. Они подошли к столу: первый назвался сотрудником Центра «Э», а мужчина в балаклаве не представился. Прямо при ученике мужчины отняли у Степана телефон и силой вывели на улицу, где согнули пополам и посадили в машину. 

В отделении Степана «поставили в очень неудобную позу, руки заставили поднять и прислонить к стенке». «Они стали орать: "Чего у тебя руки трясутся? Когда ты пост выкладывал, руки у тебя не тряслись?"» — вспоминает Степан. 

Один из мужчин оперся на учителя «как на тумбочку»: «Он сказал: "Степан, вдруг ты сейчас взбесишься? Тогда я буду вынужден применить к тебе силу. Вдруг ты наркоман? Вдруг ты желаешь смерти всем русским солдатам?" Об мой палец они разблокировали мой телефон и стали давать мне слушать голосовые, которые я записывал ранее. Затем меня развернули, начали снимать без моего согласия». 

Степана заставили на камеру просить прощения у сотрудников Росгвардии, МВД, ФСБ и российской армии. Позже это видео «утекло» в один из телеграм-каналов (запись есть в распоряжении Kit).

Против учителя возбудили административное дело по статье 20.3.3 за «дискредитацию» армии. Уже из материалов дела учитель узнал, что донос на него написали двое родителей: «Есть родитель, которому я очень сильно не нравлюсь, хотя он ни разу в жизни меня не видел. И еще есть родитель, который работает в ФСБ. Насколько я знаю, они скооперировались». 

Суд признал учителя виновным и выписал штраф на 30 тысяч рублей. Сейчас Степан пытается обжаловать приговор. 

Эксперты, с которыми поговорил Kit, сходятся во мнении, что «цифровизация» и «уберизация» действительно мотивируют людей писать больше доносов.

«Когда телеграм-канал "СТОП ФЕЙК" анонсировал бота, который представляет собой идеальный инструмент для доноса, я сразу же опробовала его в исследовательских целях, написав донос на [главу RT] Маргариту Симоньян, — рассказывает Александра Архипова. — Это заняло примерно одну минуту и сорок секунд. Это очень простой инструмент, и тот факт, что его запускают через анонимные "фактчекинговые" каналы, — попытка вовлечь в идеологическую борьбу людей не пожилых, а скорее молодых».

Но появление специальных ботов для доносов всего лишь техническое подспорье. Главное, конечно, это идеология доносительства, которая продвигается пропагандой. Когда людям постоянно объясняют, что не только за пределами страны, но и внутри нее самой есть враги (мартовская речь президента Владимира Путина как раз об этом), они действительно начинают этих врагов искать — и, конечно, находят. 

«Человек идет по улице и видит мужчину в желто-голубой футболке. Или девушку, которая слушает в метро выступление [президента Украины Владимира] Зеленского без наушников. И человек, который это видит, думает: "Правду говорят, враги — они тут". И сообщает об этом правоохранительным органам», — объясняет механизм доносительства антрополог Архипова. 

По мнению Никиты Петрова — историка и сотрудника общества «Мемориал»*, — доносчик может таким образом сводить счеты с человеком, который ему не нравится. А может действовать из чувства самосохранения: чтобы ощутить, что он заодно с сильными, что он часть системы и не выделяется на фоне других. Ведь выделяться сейчас — дело рискованное, потому что «власть обращает внимание не просто на слова — даже на намеки». 

«Вспомните девяностые. Были ли доносы? Их было бесполезно писать в условиях, когда на уличных демонстрациях люди скандировали "Банду Ельцина — под суд!" и им ничего за это не было. Возвращение доносов сегодня связано с тем, что власть устанавливает идеологически мотивированное наказание за мыслепреступление», — говорит Петров.

Причем историк считает, что существующая система наказаний за сказанное или написанное создает «простор для доноса» сама по себе — людей даже не нужно особенно мотивировать. Получается замкнутый круг: чем чаще власть реагирует на доносы уголовными или административными делами, тем активнее доносчики.

В свою очередь социальный психолог Алексей Рощин видит в доносах вполне конкретную выгоду — как для власти, так и для граждан. Руководство страны таким образом получает прямой канал общения с людьми — в условиях, когда демократия в стране фактически исчезла и других каналов попросту нет. 

«Тонкий ручеек людей [во власти], понимающих состояние дел "внизу", все больше пересыхает, а властная группировка все больше зацикливается на самой себе. Активизируется поиск альтернативной информации, которая приходила бы из низов общества. Такой альтернативной формой и становятся доносы», — поясняет он свою точку зрения.

Но и обществу этот канал тоже нужен, считает Рощин, потому что донос становится и единственно возможной формой общения с государством, и «последней надеждой на продвижение по социальной лестнице, получение хоть каких-то преференций от власти». 

«Все это было в тридцатые годы XX века, когда люди за сотрудничество с властями могли получить квартиру или улучшить свои жилищные условия», — приводит пример он.

А историк Петров резюмирует: «В этом смысле мы скатились к самым худшим годам, когда власть воспитывает в людях самые низменные инстинкты».

Получают ли доносчики удовольствие?

Вероятно, да — а иногда облегчение

Антрополог Александра Архипова пытается классифицировать доносы по типам. 

К первому она относит те, которые пишут ради прямой выгоды — материальной или моральной. Это те самые доносы за вознаграждение или ради ощущения безопасности и сопричастности системе. 

Но есть и другие — «доносы ради искусства». «В этом случае человек действительно верит, что совершается идеологическое преступление. Например, он видит маникюр желто-голубого цвета — и решает, что надо про него сообщить», — говорит Архипова. 

В свою очередь доктор философских наук и преподаватель Мария Рахманинова выделяет еще один вид доносов. Она называет их «невинными» — человека на такой донос толкает плохо рефлексируемый идеологический дискомфорт. 

Рахманинова объясняет это на примере из своей преподавательской практики: «Вся массовая культура вместе с учителями приучает людей к тому, что тебе всегда должно быть радостно, весело и позитивно учиться. И если ты этого не чувствуешь, то у тебя, возможно, какое-то отклонение… Люди, которые думали, что им должно быть позитивно, начинали чувствовать на моих парах дискомфорт. Они выходили с пары и шли к психологу. И когда штатные психологи — люди из специальных структур — начинали их об этом расспрашивать, те охотно делились с ними своими мыслями и чувствами».

Историк Никита Петров продолжает эту мысль: «Как только устанавливается какая-то государственная идеология — внедряется оценка советского прошлого, нынешней власти, — тут же возникают условия, в которых нужно принудить всех думать примерно одним образом». Сталкиваясь с альтернативными точками зрения, человек чувствует себя «неуютно», продолжает историк. Донос помогает с этим чувством справиться — и устранить источник дискомфорта.

На саму Рахманинову недавно тоже написали донос — она считает, что он был как раз «невинным». Женщина преподавала на кафедре философии и культурологии Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов два года. Утром 24 февраля, когда началось вторжение России в Украину, Рахманинова открыла лекцию по эстетике для второкурсников словами о том, что идет война, а это всегда горе. 

Через неделю прямо во время пары ей позвонили из деканата и сказали: студенты жалуются, что Рахманинова на лекциях затрагивает «политические темы». «На той лекции я не обсуждала со студентами [конкретно] ситуацию в Украине — мы говорили про [британского социолога] Зигмунта Баумана и [исторические] кейсы из XX века. Естественно это политические кейсы. Именно за это на меня и написали донос», — рассказывает Рахманинова.

В итоге она сама решила покинуть должность — потому что «работать в условиях паранойи, перекинувшейся теперь и на аудиторию, стало невозможно». «С каждым днем в стенах вуза нарастал агрессивный идеологический фон и [крепли] многочисленные формы языка ненависти. Когда-то в начале преподавания я дала себе обещание — работать ровно до того момента, кода придется идти на сделку с совестью. Что ж, настала пора уходить», — объясняет женщина свой поступок.

Кто может стать доносчиком? 

Почти кто угодно

Выводить социальный портрет доносчика — бессмысленное занятие, уверен историк Никита Петров. По его мнению, написать донос способны самые разные люди и типологизировать их невозможно. 

Доносительству при этом могут быть подвержены даже целые коллективы. Именно в такую ситуацию попала медсестра кардиологического отделения одной из региональных больниц Елена Кузнецова. 

С начала вторжения она постоянно публиковала в фейсбуке антивоенные посты, а еще ходила по городу с рюкзаком, на котором крупными буквами было написано «Нет войне» (и однажды на улице ее даже кто-то толкнул в спину на проезжую часть, пока она ждала зеленого сигнала светофора).

Начальству Елены такое поведение не нравилось, и женщину попросили снизить активность. Она закрыла профиль в фейсбуке и сделала еще один антивоенный пост, после чего ее вызвали к главврачу: «Там сидела вся администрация больницы. Мне сказали: "Если ты еще раз напишешь хоть что-то про войну, мы тебя не только уволим, но еще и посадим"». На встрече, по воспоминаниям Елены, присутствовал человек в погонах.

Позже Елена узнала, что на нее донесли коллеги — такие же медсестры из отделения кардиологии, как и она сама. Об этом женщине рассказала еще одна сотрудница больницы, которая слышала, как медсестры звонили в полицию. 

Однако Елену не уволили. «Думаю, это потому, что у нашей главной медсестры родители в Украине», — считает она. Сейчас женщина продолжает писать антивоенные посты, но, чтобы снизить риски для себя, сократила список друзей в фейсбуке почти в два раза.

«Прототипический образ доносчицы — пожилая женщина, — комментирует Александра Архипова. — Это не всегда так, но образ такой в нашей голове существует, и вот почему. Часто пожилые женщины пытаются найти [новый] смысл жизни. Марьиванна сообщает о правонарушении, и ей становится лучше. Она как бы предотвратила преступление. И она нужна». 

Во многом это общественное мнение сформировала так называемая криминальная культура: в стране с историческим опытом сталинских лагерей по-прежнему сильны «понятия», причем во всех слоях общества, уверен Рощин. В тюремной системе доносы стигматизированы, а «воры не испытывают теплых чувств к органам дознания и следствия, и любое сношение с властями считается недопустимым в принципе». 

Александра Архипова возражает — коллективного восприятия доноса как предательства в России нет. «У нас большая страна с очень разнообразным опытом», — подчеркивает антрополог. При этом сами доносчики не считают, что делают что-то плохое, — и в этом кроется одна из разгадок их поведения. 

Архипова приводит в пример историю жительницы Петрозаводска, которая расклеивала в подъезде антивоенные лозунги. На нее донесла старшая по дому — и теперь «страшно возмущается», когда ее называют доносчицей. 

«Потому что, с ее точки зрения, она предотвратила преступление, — объясняет Архипова. — Ведь этому мы детей и учим. Вы идете по улице и видите, как хулиганы бьют старушку, — вы сообщите в полицию. Другой вопрос — у нас с вами могут отличаться представления о преступлении».

Станет ли доносов больше?

Увы, скорее всего, да

Александра Баева из «ОВД-Инфо»* не думает, что эпидемия доносов уже накрыла страну. Количество возбужденных дел по ним пока не такое больше, говорит она, — однако российскому руководству выгодно, чтобы люди считали именно так: «Скорее всего, власти хотят, чтобы мы думали, что таких дел стало много — что граждане не поддерживают позицию против войны и даже готовы сами участвовать в наказании несогласных».

Эта ситуация вызывает у людей еще больше тревоги, опасений и страха. Именно эти эмоции часто мотивируют людей писать доносы, напоминает историк Никита Петров: «Так как страх поселился в душах большинства, большинство [в будущем] и сможет стать доносчиками». 

«Сегодня мы живем в обстановке всеобщего страха — люди даже боятся отвечать на социологические опросы… Эта паранойя диктует обществу оправдание войны, оправдание всего курса государства», — комментирует он.

Так что со временем станет заметно больше доносов, особенно анонимных, предсказывает социальный психолог Алексей Рощин. А «в обществе будет меньше доверия, больше взаимной озлобленности по вертикали — между верхним и нижним слоем». 

Антрополог Александра Архипова тоже говорит, что доносов станет больше. По ее словам, помимо реальной в войны в Украине сейчас идет и другая — внутренняя, которую Архипова называет «семиотической». 

По оценкам Архиповой, именно на такие «семиотические знаки повседневности» (вроде желто-голубого маникюра) люди часто доносят. Это прекратится только в одном случае: если противникам внешней войны все-таки удастся выиграть войну внутреннюю, семиотическую. 

«Все должны признать, что идет реальная война, назвать ее именно этим словом. Когда это произойдет, доносить уже будет не на что», — резюмирует Архипова.

. ><{{{.______)

Можно ли сохранить в себе свободу и совесть, когда общество объято страхом и даже близкие родственники доносят друг на друга?

Историк Никита Петров советует всем, кто ищет ответ на этот вопрос, прочитать (или перечитать!) памфлет Александра Солженицына «Жить не по лжи». 

«Людям свойственно бояться. Поэтому страх быстро поселяется в обществе и долго потом уходит, — говорит Петров. — Но нужно помнить, что людей, на которых донесли, необходимо защищать. Например, если донесли на учителя, который учит ваших детей, выступите в его защиту. Это первоочередная задача правозащитных организаций и общества, которое хочет быть здоровым. Осуждайте тех, кто участвует в этой лжи. Сегодня донос — это ложь. Согласно Конституции, ничто не мешает нам высказывать свои мысли. Поэтому доносчик — человек, который должен быть подвергнут общественному презрению».

* Правозащитный центр «Мемориал» объявлен в России «иностранным агентом»; после этого он был ликвидирован.

*Интернет-издание «Медуза» объявлено в России «иностранным агентом»