|
Здравствуйте, это Максим Трудолюбов.
Одно из значимых (после, конечно, войны) глобальных изменений, за которым сейчас наблюдает весь мир, — это ситуация на рынке энергоносителей. Впрочем, одно связано с другим. Из-за вторжения России в Украину Европа запланировала полный отказ от российского угля и активно обсуждает введение эмбарго на нефть и газ.
Торговля энергоносителями — та область, в которой экономические связи России с другими странами, прежде всего европейскими, всегда были наиболее прочными. Эта торговля давала России огромное экономическое и политическое преимущество, но свои преимущества получала и Европа. Ведь возможность активно развиваться, получая дешевые энергоносители, — один из ключевых компонентов формулы европейского успеха.
Впрочем, дело не только в этом. Европейские партнеры России на протяжении десятилетий верили, что такая взаимная зависимость служит гарантом спокойствия на континенте, который пережил две мировые войны. Начав новую войну, Путин сломал этот баланс. Еще он уничтожил особые отношения России с Германией, которые были ему невероятно выгодны.
Так что теперь энергетический мост между Россией и Европой, который создавался больше 50 лет, фактически стал источником финансирования российской агрессии. Что теперь будет с этим мостом? Какую цену Европе придется заплатить за то, чтобы пересмотреть или даже полностью разорвать свои нефтегазовые связи с Россией? Об этом — мой новый текст для Kit.
■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎■︎
Западное публичное пространство заполнено данными о том, сколько с начала войны европейцы «платят Путину» — то есть сколько именно тратят на российские энергоресурсы (уголь, нефть и газ). Причем как Евросоюз в целом, так и каждая европейская страна по отдельности. Согласно этим подсчетам, Путину достается кратно больше, чем в виде помощи получает Украина, с которой Путин воюет больше двух месяцев.
Страны Евросоюза уже согласовали план отказа от российского угля — его выведут с европейского рынка к августу. Отказаться от российской нефти гораздо сложнее. Но самый трудный для Европы — вопрос газа. Дело в том, что большая часть российских поставок приходится на трубопроводы: мало того, что они долго строились, так еще и служили залогом долгосрочных взаимовыгодных — и взаимозависимых — отношений России и ЕС. Поэтому отказаться от российских энергоносителей полностью Евросоюз планирует лишь к 2027 году. Впрочем, попытки Москвы шантажировать европейских потребителей прекращением поставок — как это происходит сейчас с Польшей и Болгарией, — возможно, ускорят процесс.
Однако в самое ближайшее время полное эмбарго, похоже, не случится. И аргументы правительств европейских стран о том, почему его нельзя ввести как можно скорее, прямо сейчас, очень рациональны. Но после событий в Буче, Бородянке, Богдановке и на других украинских территориях эти аргументы выглядят слишком «бухгалтерскими» по сравнению с гуманитарными и моральными. Украинцы гибнут и несут на себе все тяготы войны, а европейцы между тем изучают свои счета за отопление.
Негодование лидеров Украины по поводу европейской нерешительности глубоко понятно. Можно себе представить, как в глазах украинцев выглядят расчеты, показывающие, что в случае эмбарго на российские нефть и газ годовое снижение ВВП в Германии составит от 0,5 до 3 процентных пунктов. По данным другого исследования, в случае полного эмбарго упущенные объемы производства за два года достигнут 220 миллиардов евро, что соответствует 6,5% ВВП Германии. Это много и сопоставимо с эффектом пандемии. Но для сравнения: по недавним оценкам Министерства финансов Украины, страна по итогам года может потерять от 35 до 50% ВВП.
Кажется, что агрессивная Россия и защищающая свою землю Украина, с одной стороны, и остальная Европа — с другой, живут в разных мирах. Для руководителей воюющих стран определяющими сейчас являются не экономические показатели, а успехи на полях сражений. Так, Россия совершает экономическое самоубийство на глазах всего мира и готова, по сути, стереть свою гражданскую экономику, превратив ее в военно-мобилизационную. Украина, в свою очередь, несет человеческие потери, видит, как разрушаются ее города, рискует потерять часть территории — а потому живет в первую очередь в условиях тяжелейшего экзистенциального кризиса.
В то же время большая часть Европейского континента — за пределами, собственно, Украины и части Центральной Европы — живет в мире, в котором состояние экономики, уровень цен и благополучие избирателей остаются ключевыми ориентирами для политиков. Потому демократические лидеры будут терять поддержку избирателей даже при минимальных экономических трудностях. Думают европейцы и о потоке беженцев, растущих затратах на оборону, возможной потере рабочих мест, а также многих других прямых и косвенных последствиях войны.
Можно ли в такой ситуации принять «хорошее» решение по поводу эмбарго? То есть верное и с политической, и с моральной точки зрения — и при этом экономически разумное?
Это очень трудно. Ведь в действительности неучастие Европы в войне — мнимое. Мы все в одной лодке.
Политических аргументов против эмбарго у Европы не осталось — и вот почему
В чем здесь главные трудности, легче всего понять на примере крупнейшего потребителя российских ресурсов в Евросоюзе — Германии. Сейчас она находится в центре внимания всего мира из-за традиционно особых отношений с Россией, которые не изменились даже после аннексии Крыма и начала военных действий на востоке Украины в 2014 году.
Изменились эти отношения только сейчас. Осенью 2021 года к власти в стране пришла новая правительственная коалиция. Не отягощенная многолетним опытом переговоров с Москвой, она сумела отказаться от старых подходов. Социал-демократы, зеленые и свободные демократы проявили невиданную для немцев жесткость и сразу после начала войны «смене эпох» в отношениях с Россией. Это выразилось в отказе от запуска газопровода «Северный поток — 2», увеличении оборонных расходов и готовности поставлять тяжелые вооружения Украине.
Отказ от «Северного потока — 2» по-настоящему радикальное решение. Ведь экономическая взаимозависимость — важнейшая для Европы ценность. Создатели объединенной Европы настаивали на том, что именно трансграничные связи, а вовсе не вооружение до зубов — залог мира на континенте, пережившем две мировые войны. Больше семидесяти лет мира, процветания и прозрачности границ в ЕС до сих пор считались живым доказательством действенности этого принципа.
Германия последовательно, еще с начала 1970-х годов, держалась за идею «изменений через сближение» (Wandel durch Annäherung) с Россией. И в постсоветские десятилетия германо-российская энергетическая ось только укреплялась. Причем строительство «Северных потоков», которое поддерживалось предшествующими германскими правительствами, буквально лишило страну стимулов к строительству собственных терминалов для приема сжиженного природного газа (СПГ). Если бы такие терминалы были, сейчас Германия могла бы быстро переключиться на сжиженный природный газ из Персидского залива и США.
Связь между странами укреплялась и с помощью российских инвестиций: «Газпром» купил крупнейшее в Европе газохранилище, расположенное в немецком городке Реден, а «Роснефть» приобрела нефтеперерабатывающий завод в городе Шведте. Обе сделки произошли после событий 2014-го. Правда, сейчас бывшие защитники этого взаимопроникновения публично от него отреклись. «Моя приверженность газопроводу „Северный поток — 2“ была явной ошибкой. Мы держались за мосты, в которые Россия больше не верила, о чем нас предупреждали наши партнеры», — сказал в начале апреля президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер.
Развязав войну, Путин уничтожил уверенность Европы в экономической взаимозависимости как залоге мира и процветания. Уничтожил он и особые отношения России с Германией, которые были ему невероятно выгодны. На протяжении десятилетий эта страна не только выступала одним из главных внешнеэкономических партнеров России, но и, оставаясь частью Запада, служила при этом противовесом жестким позициям США. Политики Германии смягчали эффект западных санкций и не позволяли себе резких жестов в отношении Москвы, не прерывали общения с ней.
Поэтому теперь, задним числом, многим в Европе кажется, что Германия чуть ли не вскормила Путина, отказываясь занимать однозначно жесткую позицию по отношению к нему. Крайне неприятным открытием оказалось и то, что Германия, Франция, Чехия и другие европейские державы в обход эмбарго на продажу вооружений России до самого недавнего времени поставляли ей продукцию «двойного назначения» — включая навигационное оборудование, тепловизоры и даже вполне однозначные мины, пистолеты и боеприпасы.
Все это в совокупности ставит под сомнение европейский тезис о приоритетности открытой торговли перед национальной безопасностью. То есть политических аргументов, которые оправдали бы промедление с полным эмбарго на российские энергоносители, как будто не осталось.
Но есть экономические аргументы — и их действительно много
Важнейший экономический аргумент противников эмбарго — полная непредсказуемость его последствий, которых к тому же настолько много, что сложно перечислить их все.
Так, могут не только остановиться крупные производства, тысячи работников которых потеряют работу. Еще, например, в мире определенно начнутся беспрецедентные перебои с транспортом. Ведь нефть в значительной степени транспортное топливо, в то время как газ и уголь — энергетическое и промышленное.
Российский нефтяной, угольный и газовый экспорт суммарно достигает примерно 20% мировой торговли этими товарами. Конечно, глобальный рынок уже лишался больших объемов энергоносителей во времена нефтяных эмбарго и кризисов прошлого. Но изъятия не одного источника энергии, а сразу трех, да еще в таких размерах, в мировой истории не было никогда.
Вот несколько примеров. Один из недавних энергетических кризисов произошел в мае 2020-го, когда страны ОПЕК, Россия и другие производители нефти заключили соглашение о сокращении добычи. Но оно касалось только нефти, а уменьшение объема нефтяного предложения на глобальном рынке вследствие него было несопоставимо меньшим по сравнению с тем, что может произойти сейчас. Еще один кризис случился в 2019-м, когда после атаки на Абкайк добыча нефти в Саудовской Аравии упала вдвое, но это продлилось меньше месяца.
А в 1979 году произошел глобальный нефтяной кризис из-за событий в Иране — тогда забастовка рабочих местных нефтеперерабатывающих заводов в считаные недели спровоцировала падение добычи в стране с 6 до 1,5 миллиона баррелей в день (а потом — и до 0,5 миллиона баррелей в день). Это падение быстро компенсировали, однако произошли другие события иранской революции, было введено американское эмбарго и случилась ирано-иракская война. Так мир потерял около 5% производства нефти, из-за чего цены взлетели примерно втрое — с 13 до 34 долларов за баррель (это около 120 долларов по нынешним деньгам). Но другие члены ОПЕК нарастили нефтяную добычу, да и остальные энергоносители в это время поставлялись без перебоев. Кроме того, в строй вводились и новые месторождения, и новые атомные электростанции.
Сейчас, если полное эмбарго на российские энергоносители все же будет введено, скачки цен могут быть такими, что даже при резко сниженных объемах поставок Москва обеспечит себе значительный приток валютных поступлений. Благодаря одним только высоким ценам — от которых мир, в особенности Европа (включая Украину, разумеется), будет страдать.
Размеры и мировое значение российского энергетического экспорта:
→ Нефть По данным BP Statistical Review of Energy, рассчитанным в доковидном 2019-м, вклад России в мировую торговлю нефтью и нефтепродуктами — 5 миллионов баррелей в день и около 2,5 миллиона баррелей в день соответственно. Это 8% мирового потребления и 17% международной торговли этими товарами.
→ Газ Россия поставляет 200 миллиардов кубометров трубопроводного газа и 40 миллиардов кубометров СПГ. Это 6% мирового потребления и 20% мировой торговли.
→ Уголь Страна поставляет 278 миллионов тонн угля в год. Это 3,5% мирового потребления и 17% международной торговли.
При этом полное или даже просто значительное изъятие российских энергоносителей с рынка приведет к росту цен не только на сами энергоносители, но и на энергоемкие товары: металлы, цемент, азотные удобрения и продовольствие в целом. Это ударит по каждому — в 2022 году мир, скорее всего, столкнется со значительным подорожанием продовольствия, производство которого очень энергоемко.
К тому же именно Россия и Украина — ключевые игроки мирового продовольственного рынка. В совокупности обе страны обеспечивают четверть мирового производства пшеницы. Поставки зерна и других сельскохозяйственных товаров из этих стран в 2022 году значительно сократятся: сеять будет трудно, а вывозить урожай из черноморских портов в условиях войны — еще труднее.
Что же делать? Конечно, европейцы могут найти для себя новые источники энергоресурсов за пределами России. Страны Европы, включая Германию, сейчас как раз активно заняты этими поисками. Однако альтернативным поставщикам нефти, которые в основном сосредоточены в Персидском заливе, придется лишить части топлива своих нынешних покупателей, чтобы увеличить поставки в Европу. Дело в том, что рынок энергоносителей крайне негибкий. Возможностей резко и быстро увеличить производство углеводородов мало. Возможностей быстро перенаправлять поставки — тоже.
В итоге часть энергоносителей потеряют Индия и другие страны Азии, для которых основной источник поставок — как раз Персидский залив. Возможно, именно Индия и другие азиатские государства станут новыми российскими клиентами. Тогда танкеры с российской нефтью пойдут в Азию, а танкеры из Персидского залива — в Европу. Выглядит легким для России решением, но на самом деле легкой эта смена рынков не будет ни для кого. России, например, остро не хватает собственных танкеров, а переориентированная на Азию нефть уже сейчас продается и будет продаваться со значительным дисконтом (около 30%).
Что же касается газа, то из России он на 80% поставляется по трубам. Так что подобное перекрестное переключение с этим видом топлива организовать не получится. Если Европа от этого газа откажется, Россия будет вынуждена оставить его в земле до лучших времен. А Европе, чья промышленность от газа сильно зависит, придется закупать СПГ у стран Персидского залива и США.
Терминалов для СПГ в Европе много, но, чтобы заместить весь трубопроводный российский газ в Европе сжиженным, нужно как-то перераспределить почти треть всего годового объема мировых поставок. При этом в Германии таких терминалов вовсе нет. Эта проблема частично решается с помощью плавучих терминалов: к концу года ФРГ планирует начать использовать первые такие терминалы в Северном море, однако с их помощью можно будет заменить лишь небольшую часть поставок. Запланировано и строительство постоянного терминала в расположенном на Северном море порту Брунсбюттель, но он сможет начать работу лишь в 2026-м.
Не стоит забывать, что отключение Европы от российского газа затронет и Украину. Она в этом случае потеряет и плату за транзит (за него в 2020–2024 годах Россия должна выплатить Украине больше 7,1 миллиарда долларов; по данным «Нафтогаза», в 2022-м сумма составит не менее 1,2 миллиарда долларов), и сам физический газовый поток, идущий через ее территорию. Ведь Украина обеспечивает свои потребности в импорте газа, буквально забирая его из проходящего по ее территории российского потока. Эту проблему, впрочем, можно решить, запустив движение газа по украинской газотранспортной системе в обратном направлении — от европейских хабов к украинской границе.
Если США и другие сторонники жестких санкций сумеют не допустить переключения России на другие рынки (а частичное переключение все же неизбежно), объем предложения энергоносителей в мире резко сократится. За него начнется конкуренция, и рост цен будет непредсказуемо резким.
Некоторого смягчения этого роста, вероятно, можно добиться, договорившись с ОПЕК — прежде всего с Саудовской Аравией — об увеличении добычи нефти. Потенциал здесь есть. Свободные мощности Саудовской Аравии позволят ей нарастить производство на 1–2 миллиона баррелей в день. Кроме того, больше 1 миллиона могут дать Объединенные Арабские Эмираты и Ирак. А также Иран — плюс еще миллион, если с него снимут санкции.
Но здесь пока нет никакой уверенности. За позицию ближневосточных нефтяных государств наверняка уже ведут непубличную борьбу и американские, и российские нефтяные дипломаты. Чем закончится борьба — не имеет смысла гадать, так же как гадать, каким именно будет взлет цен. Потому что сравнить надвигающийся кризис по-настоящему не с чем.
Однако все аргументы меркнут перед возможными последствиями войны
Последствия энергетического кризиса будут глубокими и долгосрочными. Они коснутся не только цен, объемов производства самых разных товаров, но и создадут мощный эффект глобального недоверия к любым долгосрочным взаимозависимым отношениям. То есть активизируют стремление крупных держав к энергетической самодостаточности и повлияют на глобальный переход к возобновляемым источникам энергии (впрочем, совсем не обязательно ускорят его). Но очень многое предсказать сейчас просто нельзя.
Экономисты Сергей Гуриев и Олег Ицхоки в ответ на это говорят, что затягивание войны грозит еще более драматическими последствиями, чем возможный энергетический шок. Эмбарго, ведущее к прекращению войны, по их мнению, не только гуманитарный, но и экономический императив.
И вот почему. В 2021 году — при более низких, чем сегодня, ценах на нефть — на прямые налоги от продажи нефти и газа приходилось около 40% поступлений в российский бюджет. Связанные с нефтегазовым сектором налоги на прибыль корпораций и доходы физических лиц еще увеличивали эти поступления. Так Россия сохраняла профицитный бюджет.
При этом уже введенные беспрецедентные санкции против страны на самом деле не лишают ее притока валюты — потому что она продолжает продавать энергоносители на Запад. На эту валюту можно покупать услуги иностранных наемников, военное оборудование и компоненты для военных систем. Конечно, зарплаты российским военным и пропагандистам государство платит в рублях. Но, лишившись поступлений от продажи нефти и газа, российский бюджет станет дефицитным. И частичная переориентация на азиатские рынки его от этого не спасет.
Поэтому Путину неминуемо придется либо снижать зарплаты бюджетникам, в том числе солдатам и офицерам, либо прибегнуть к печатанию денег, что дополнительно ускорит и без того высокую инфляцию. Все это вместе в итоге может по-настоящему лишить его возможности финансировать войну.
Если этого не случится, война грозит затянуться на неопределенный срок. И ее затягивание грозит настолько непредсказуемыми — гуманитарными и экономическими — последствиями, что, заключают Гуриев и Ицхоки, издержки отключения Европы от российских энергоносителей на их фоне померкнут.
. ><{{{.______)
Дать точный ответ на вопрос о том, возможно ли введение полного эмбарго, по-настоящему трудно.
Сложности, связанные с демонтажом российско-европейского энергетического моста, огромны. К тому же в этом энергетическом уравнении слишком много неизвестных.
Но главная глобальная неизвестная сейчас — сколько еще будет идти война. Поэтому решение, возможно, должно быть не экономическим, а именно политическим. То есть продиктованным представлением о том, что эмбарго войну действительно остановит.
А это сейчас важнее всего.
|
